Вечерний моцион занёс меня в район доселе незнакомый. Это нормально, другие мне попадаются редко. Ненормально иное: когда мне остро захотелось полного штиля, тёплой устаканенности и растворённости, ни одно подходящее сооружение на дистанции в двести метров не распахнуло своих объятий. Ни одного чайного домика. Ни одной кофейни на паях. Ни одной скамеечки возле автомата с газированной водой. Ни одного гостиничного фойе с кофемашиной, подторговывающей горячим шоколадом.

Только неопознанное заведение с вывеской «Монополька», а напротив — такое же с настораживающим именем «Тайный притон» (за витринным стеклом скромно белел прямоугольничек визитки: «Иванов Иван Иванович, ирландский шпион» и адрес с телефоном). Дальше по улочке поджидала витрина с парой серебристых револьверов в лакированном кейсе и поясняющей (видимо) надписью «Гусарская рулетка». Мне надпись мало что объяснила, ну разве навеяла подозрение, что я попала в местный сомнительный квартал. Нельзя даже исключать, что с дурной репутацией. Возможно, именно здесь и прожигают жизнь городские прожигатели. Должны же тут водиться прожигатели жизни?

Сознание, что я нахожусь в местах не предназначенных для прогулок дам из приличного общества, вызвало смешанные чувства. И в первую очередь слегка взволновало. С одной стороны, следовало покинуть незнакомую улицу и вернуться на проверенную стезю... (Сообразить бы, где именно проверенная стезя перетекла в непроверенную. Неужели у меня за спиной?)

С другой стороны, раз уж события разворачиваются сами по себе, почему бы мне не развернуться вместе с ними? Во всю, так сказать, отпущенную природой ширь.

Эта мысль побудила свернуть в первую же дверь, из которой донёсся запах свежей выпечки.

Фойе. Направо тупичок; пальмы в кадках, зеркала и потёртые бархатные банкетки. Налево — видимая лишь частично длинная конторка и лёгкий, накатывающийся волнами гул голосов. Видимо, левый отросток обитаем. Зато правый тих и безлюден, а для пущей заманчивости освещён настенными ложными подсвечниками. Узкие окна, узкие простенки, паркет ёлочкой и полумрак; света почти не дают ни светильники, ни окна.

Всё вместе воссоздавало атмосферу первых моих детских путешествий: в купейных вагонах с их узкими полочками, дрожащим светом и страшно интересным чтивом. Почему‑то в те годы в руки мне попадали исключительно захватывающие печатные материалы. Видимо, особенность детского восприятия. С другой стороны, даже детские периодические издания, кем-то забытые в вагоне, содержали тогда тонны спрессованной сказочной классики: Родари, Пройслер, Крюс...

Вот и опять на одной из банкеток одинокая книжка, явно читанная и вообще выдержанная в эстетике самиздата. Может, ещё и распечатанная на машинке? Нет, уже на принтере. Заголовок — не на обложке, а на титульном листе — выведен от руки каллиграфическим почерком. «Игры, в которых мы».

Так, а откуда взялся приманивший меня запах? Из-за малозаметной стеклянной двери с надписью «Буфет». Что предпочесть? Булочку и кофе — или незнакомую книжку, возможно, единственную в мире (даже если это и к лучшему :))?

Выберу всё. (Кофе с молоком, банкетку с книгой и порчу глаз.) Потому что за книгой могли вернуться раньше, чем мне хотелось бы. Обычно такие книжки кому-нибудь да дороги.

Так. Новеллы, похоже. Первая — «Лик монумента»...

Я вытащила блокнот, написала на вырванном листочке: «Забывшего книгу в бумажной обложке прошу позвонить по номеру... Извините, вынуждена унести: ещё не дочитала». И закрепила на зеркале, подсунув край листка под раму.

Потому что не могу пройти мимо открытого финала.

...После трудов праведных я зашла в чайную лавочку «Бостон». Вновь порадовавшись сдержанному юмору хозяев заведения, удержавшихся от кричащего названия «Бостонское чаепитие», но оставивших лазейку для имеющих представление об истории. (Этакий намёк на улыбку при обмене понимающими взглядами.) А закупив надписанных от руки вечным пером серых бумажных пакетиков с сортовым чаем (чёрный крупнолистовой со смородиной, бергамотом и мятой) и разорившись на коробочку тростникового леденцового сахара, я, как мне показалось, направила стопы домой.

Вечерело. На улице задерживаться не хотелось, и произошло то самое безумное действие, в котором, на первый взгляд, никакого риска не было, однако именно с него начиналась добрая треть внезапных моих приключений.

Короче, я решила спрямить дорогу. Срезать угол, так сказать. И нырнула в переулочек, о котором раньше и не подозревала. Ну а почему нет? Мне показалось, что я понимаю, где нахожусь и где оставила свой дом. И, естественно, скоро чувство направления, сконфуженно хихикнув, меня покинуло, а незнакомый переулок вывел, вопреки ожиданию, в незнакомые же места.

— Самые долгие походы начинались со слов «Ребята, я знаю короткий путь», — не преминул себя подать внутренний голос.

— Знаю-знаю, — неласково отозвалась я. — Если это короткая, сухая дорога, то почему мы идём третий час и почему через неё перекинут мостик? Всё знаю. Кроме одного: когда же сработает закон вероятности и у меня наконец получится.

— А ты, вообще, уверена, что в колоде, из которой ты наугад тянешь карты, есть хоть одна шахматная фигура?

— А вас я попрошу заткнуться!

Похоже, я не совсем в форме — вот уже сама с собой ругаюсь. А чего ждать вечером долгого трудового дня, когда ваш холщовый мешок полон отличного сухого чая, последнее чаепитие состоялось страшно давно, кипяток и заварочный чайник невесть где, а ноги поют протяжные блюзы закованных в колодки узников? Потому что кожаные лодочки — это стильно, но бесчеловечно.

И тут я поняла, что именно освещают зигзаги разноцветных бегущих огоньков. В этом свете — в прямом смысле — я здешних мест ещё не видела, но названия над входными дверьми, как выявилось, помню. Вот «Гусарская рулетка», вон «Монополька», а следом, стало быть, должно показаться... Да, вот оно.

Тяжёлую стеклянно-лаковую дверь на этот раз заслоняло что-то вроде швейцара. Меня, однако, пропустившее без вопросов. И вообще без особой реакции. Пальмы и банкетки, зеркала и подсвечники оказались на месте. А записки за зеркальной рамой я не обнаружила. Ожидаемо.

Обнаружила я её в простенке между зеркалами. В незастеклённой рамке. С карандашиком на верёвочке. И с приписанным (видимо, этим самым карандашиком) ответом. Неожиданно.

Ответ, строго говоря, был не совсем ответом. Каллиграфическим почерком (которым был выведен заголовок на титульном листе) некто (автор или просто владелец?) вопрошал: «Ну и каковы впечатления?»

Подумав, я меленько и разборчиво, как пятиклассница, нацарапала: «Неоднородны. Заметны. В наличии. Если не к спеху — хотелось бы кое-что перечитать».

Я не была уверена, что именно сегодня и сейчас готова расстаться с чужим томиком в бумажной обложке. Потому уже, что он у меня не с собой. Зато была уверена, что вокруг «Игр...» происходит непонятная мне игра. И от меня ожидают участия — кажется, пока необременительного и точечного. В качестве платы за абонемент, видимо. Почему нет?