Побывав на выставке художников-анахронистов, я, конечно, оценила и нетривиальность подхода, и технику, и нежно любимую эстетику стимпанка, но не на этом отчего-то сосредоточились мои мысли. Пожалуй, они вообще не сосредоточились. Они веером рассыпались по эпохам и персоналиям. Единственной точкой пересечения стала объединяющая тема: «Художники и время. Сложности взаимо- и противодействия».

Для начала в голову пришла не слишком революционная мысль, что традиционные религиозные мотивы жёстко ограничивали тематику творчества громадного большинства художников, оставивших след в истории. При этом практически каждый отображал обязательные библейские сюжеты вроде бы как матёрый природный анахронист.

Вспомним мадонн с младенцами и сопровождающими лицами, рассеянных по странам и столетьям. Выглядели они так, будто мало кому из великих либо посредственных живописцев приходило в голову, что библейские события происходили не на днях в соседнем квартале, а в древней Иудее и её окрестностях. Какие только антропологические детали — я уж не говорю об одеяниях — не демонстрируют нам библейские персонажи в трактовке старых мастеров! Нет, причина самоочевидна, даже две причины: а) ограниченные в выборе тем, художники стремились отобразить-таки актуальное, близкое и знакомое; б) ни машины времени, ни натурщиков из необходимой эпохи в доступе хронически не оказывалось, а специальная литература лет 500 назад — это вам не та, что сегодня. Говоря иначе, соблюдать историческую достоверность они, если сразу во-вторых, не очень-то могли, а во-первых — не особенно и хотели. Тогда как же ещё могла выглядеть мадонна голландских либо немецких мастеров, если не крепкой юной бюргершей, наряженной сообразно приличиям и эстетическим воззрениям своего времени и места? На кого могла походить мадонна ренессансного итальянца, кроме итальянки — его современницы?

Вот мы и выявили важное отличие анахронистов «последнего призыва» от классических. За вниманием нынешних к «антикварным» сюжетам, к ушедшей на архивное хранение и подзабытой живописной технике, старинной манере письма стоит желание разойтись с текущей эпохой, тогда как прежние, частенько вынужденно имея дело с материалом древности, стремились отражать своё время. Так что нынешняя свобода творчества — это прежде всего свобода эмиграции в иные миры.

А уж степень соответствия избранным анахроническим канонам в делах эскапизма не столь важна. Но не в деле достижения подлинности, конечно. Процитирую Михаила Врубеля: «Главный недостаток современного художника, возрождающего византийский стиль, заключается в том, что складки одежд, в которых византийцы проявляют столько остроумия (курсив мой. — Я), он заменяет простынёй. Византийской живописи чуждо понятие рельефа. Вся суть в том, чтобы при помощи орнаментального расположения форм усилить плоскость стены». (Датируем мы Михаила Александровича, напомню, 1856–1910 годами.)

К слову замечу, что «орнаментальное расположение форм» как умелая стилизация свойственно не одной лишь живописи. Встречали ли вы живьём, так сказать, классическую звукопись и венки сонетов? Я — часто. Мне повезло. :)